Неточные совпадения
Сняв венцы с голов их, священник
прочел последнюю
молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не знал, кончилось ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
Пока священник
читал отходную, умирающий не показывал никаких признаков жизни; глаза были закрыты. Левин, Кити и Марья Николаевна стояли у постели.
Молитва еще не была дочтена священником, как умирающий потянулся, вздохнул и открыл глаза. Священник, окончив
молитву, приложил к холодному лбу крест, потом медленно завернул его в епитрахиль и, постояв еще молча минуты две, дотронулся до похолодевшей и бескровной огромной руки.
Слегка поклонившись Левину, он тотчас же начал
читать привычным голосом
молитвы.
— О, как же, умеем! Давно уже; я как уж большая, то молюсь сама про себя, а Коля с Лидочкой вместе с мамашей вслух; сперва «Богородицу»
прочитают, а потом еще одну
молитву: «Боже, спаси и благослови сестрицу Соню», а потом еще: «Боже, прости и благослови нашего другого папашу», потому что наш старший папаша уже умер, а этот ведь нам другой, а мы и об том тоже молимся.
Я стал
читать про себя
молитву, принося богу искреннее раскаяние во всех моих прегрешениях и моля его о спасении всех близких моему сердцу.
Я взглянул на Савельича; старик крестился,
читая про себя
молитву.
Райский не
прочел на ее лице ни
молитвы, ни желания. Оно было подернуто задумчивым выражением усталости, равнодушия, а может быть, и тихой покорности.
Дьячок же между тем не переставая сначала
читал, а потом пел попеременкам с хором из арестантов разные славянские, сами по себе мало понятные, а еще менее от быстрого чтения и пения понятные
молитвы.
Терпение у Альфонса Богданыча было действительно замечательное, но если бы Ляховский заглянул к нему в голову в тот момент, когда Альфонс Богданыч,
прочитав на сон грядущий, как всякий добрый католик, латинскую
молитву, покашливая и охая, ложился на свою одинокую постель, — Ляховский изменил бы свое мнение.
Старец говорил с ними,
читал над ними краткую
молитву, благословлял и отпускал их.
Он видел, как многие из приходивших с больными детьми или взрослыми родственниками и моливших, чтобы старец возложил на них руки и
прочитал над ними
молитву, возвращались вскорости, а иные так и на другой же день, обратно и, падая со слезами пред старцем, благодарили его за исцеление их больных.
— Ты там нужнее. Там миру нет. Прислужишь и пригодишься. Подымутся беси,
молитву читай. И знай, сынок (старец любил его так называть), что и впредь тебе не здесь место. Запомни сие, юноша. Как только сподобит Бог преставиться мне — и уходи из монастыря. Совсем иди.
Наложив ей на голову эпитрахиль, старец
прочел над нею краткую
молитву, и она тотчас затихла и успокоилась.
— А то я
молитвы читаю, — продолжала, отдохнув немного, Лукерья. — Только немного я знаю их, этих самых
молитв. Да и на что я стану Господу Богу наскучать? О чем я его просить могу? Он лучше меня знает, чего мне надобно. Послал он мне крест — значит меня он любит. Так нам велено это понимать.
Прочту Отче наш, Богородицу, акафист всем скорбящим — да и опять полеживаю себе безо всякой думочки. И ничего!
Наши люди рассказывали, что раз в храмовой праздник, под хмельком, бражничая вместе с попом, старик крестьянин ему сказал: «Ну вот, мол, ты азарник какой, довел дело до высокопреосвященнейшего! Честью не хотел, так вот тебе и подрезали крылья». Обиженный поп отвечал будто бы на это: «Зато ведь я вас, мошенников, так и венчаю, так и хороню; что ни есть самые дрянные
молитвы, их-то я вам и
читаю».
Из Закона Божия — Ветхий завет до «царей» и знание главнейших
молитв; из русского языка — правильно
читать и писать и элементарные понятия о частях речи; из арифметики — первые четыре правила.
Тогда я подумал, что глядеть не надо: таинственное явление совершится проще, — крылья будут лежать на том месте, где я молился. Поэтому я решил ходить по двору и опять
прочитать десять «Отче наш» и десять «Богородиц». Так как главное было сделано, то
молитвы я теперь опять
читал механически, отсчитывая одну за другой и загибая пальцы. При этом я сбился в счете и прибавил на всякий случай еще по две
молитвы… Но крыльев на условленном месте не было…
Так как это был первый урок, то он молча стал ждать, пока дежурный
прочтет обычную
молитву; затем сел и раскрыл журнал.
Перед ужином он
читал со мною Псалтырь, часослов или тяжелую книгу Ефрема Сирина, а поужинав, снова становился на
молитву, и в тишине вечерней долго звучали унылые, покаянные слова...
Читает «Верую», отчеканивая слова; правая нога его вздрагивает, словно бесшумно притопывая в такт
молитве; весь он напряженно тянется к образам, растет и как бы становится всё тоньше, суше, чистенький такой, аккуратный и требующий...
Поселенцы говеют, венчаются и детей крестят в церквах, если живут близко. В дальние селения ездят сами священники и там «постят» ссыльных и кстати уж исполняют другие требы. У о. Ираклия были «викарии» в Верхнем Армудане и в Мало-Тымове, каторжные Воронин и Яковенко, которые по воскресеньям
читали часы. Когда о. Ираклий приезжал в какое-нибудь селение служить, то мужик ходил по улицам и кричал во всё горло: «Вылазь на
молитву!» Где нет церквей и часовен, там служат в казармах или избах.
Порывшись в требнике, он велел зажечь свечи перед образом, надел епитрахиль и начат
читать по требнику установленные
молитвы.
Вставали мы по звонку в шесть часов. Одевались, шли на
молитву в залу. Утреннюю и вечернюю
молитвы читали мы вслух по очереди.
Старик опрокинул пустой чайник, разбудил спавших на хворосте повстанцев и, наказав им строго смотреть за стражником, улегся на хворост,
читая вполголоса католическую
молитву.
Пропели «Вечную память», задули свечи, и синие струйки растянулись в голубом от ладана воздухе. Священник
прочитал прощальную
молитву и затем, при общем молчании, зачерпнул лопаточкой песок, поданный ему псаломщиком, и посыпал крестообразно на труп сверх кисеи. И говорил он при этом великие слова, полные суровой, печальной неизбежности таинственного мирового закона: «Господня земля и исполнение ее вселенная и вей живущий на ней».
Здесь он весьма внимательно
прочитал вывешенную к сему образу
молитву, и, как ему показалось, большая часть слов из нее очень близко подходили к его собственным чувствованиям.
— Носи на здоровье! — прибавила она, надевая крест и крестя дочь, — когда-то я тебя каждую ночь так крестила на сон грядущий,
молитву читала, а ты за мной причитывала. А теперь ты не та стала, и не дает тебе господь спокойного духа. Ах, Наташа, Наташа! Не помогают тебе и
молитвы мои материнские! — И старушка заплакала.
Там канунчик
прочитаешь, в другом месте младенцу
молитву дашь, в третьем просто побеседуешь.
Поставила Василиса свечку к образу, начала над старухой
молитвы читать, а мне ровно не до того.
Я, в ожидании невозможного исполнения моей
молитвы, стал покамест этим чтением заниматься: как всю соль, что мне на урок назначено перемолоть, перемелю, и начинаю
читать, и начитал я сначала у преподобного Тихона, как посетили его в келии пресвятая владычица и святые апостолы Петр и Павел.
Через 10 минут, написав письмо, он встал от стола с мокрыми от слез глазами и, мысленно
читая все
молитвы, которые знал (потому что ему совестно было перед своим человеком громко молиться Богу), стал одеваться.
Сам я слишком скудельный и надломленный сосуд, чтобы говорить от себя, и взамен того спешу Вам передать то, что на днях мне
читал один из высочайших духовных мыслителей о
молитве.
С появлением Иоанна все встали и низко поклонились ему. Царь медленно прошел между рядами столов до своего места, остановился и, окинув взором собрание, поклонился на все стороны; потом
прочитал вслух длинную
молитву, перекрестился, благословил трапезу и опустился в кресла. Все, кроме кравчего и шести стольников, последовали его примеру.
Игумен не отвечал. Он горестно стоял перед Максимом. Неподвижно смотрели на них мрачные лики угодников. Грешники на картине Страшного суда жалобно подымали руки к небу, но все молчало. Спокойствие церкви прерывали одни рыдания Максима, щебетанье ласточек под сводами да изредка полугромкое слово среди тихой
молитвы, которую
читал про себя игумен.
— Ты какие
молитвы читаешь?
«Ну, теперь подавайте», — говорит владыка. Подали две мелкие тарелочки горохового супа с сухарями, и только что офицер раздразнил аппетит, как владыка уже и опять встает. «Ну, возблагодаримте, — говорит, — теперь господа бога по трапезе». Да уж в этот раз как стал
читать, так тот молодец не дождался да потихоньку драла и убежал. Рассказывает мне это вчера старик и смеется: «Сей дух, — говорит, — ничем же изымается, токмо
молитвою и постом».
Аннушка
прочитала свои
молитвы, и обе девушки стали раздеваться. Потом Роза завернула газовый рожок, и свет погас. Через некоторое время в темноте обозначилось окно, а за окном высоко над продолжающим гудеть огромным городом стояла небольшая, бледная луна.
Несмотря на то, что он поздно заснул, он, как всегда, встал в восьмом часу, и, сделав свой обычный туалет, вытерев льдом свое большое, сытое тело и помолившись богу, он
прочел обычные, с детства произносимые
молитвы: «Богородицу», «Верую», «Отче наш», не приписывая произносимым словам никакого значения, — и вышел из малого подъезда на набережную, в шинели и фуражке.
После же смерти внушается родным его, что для спасения души умершего полезно положить ему в руки печатную бумагу с
молитвой; полезно еще, чтобы над мертвым телом
прочли известную книгу и чтобы в церкви в известное время произносили бы имя умершего.
— Ничего не знаешь. Ты слушай меня. Когда так палка лежит, ты через нее не шагай, а или обойди, или скинь так-то с дороги, да
молитву прочти: «Отцу и Сыну и Святому Духу», и иди с Богом. Ничего не сделает. Так-то старики еще меня учили.
У нас было поверье, что для того чтобы избежать наказания или чтобы оно, по крайней мере, было легче, надо было
читать про себя эту
молитву.
Для первого начала, когда он появился в нашей гимназии, ему в третьем классе
прочли вместо
молитвы «Чижик, чижик, где ты был» и т.д.
Конечно, я сидел в карцере, хотя ни разу не
читал ни
молитвы, ни «чижика».
Ночью Юлия Сергеевна внимательно
прочла вечерние
молитвы, потом стала на колени и, прижав руки к груди, глядя на огонек лампадки, говорила с чувством...
—
Молитва «Во еже устроити корабль» к буксирному и речному пароходу неподходяща, то есть не то — неподходяща, — а одной ее мало!.. Речной пароход, место постоянного жительства команды, должен быть приравнен к дому… Стало быть, потребно, окромя
молитвы «Во еже устроити корабль», —
читать еще
молитву на основание дома… Ты чего выпьешь, однако?
— Ну, нет, еще моя песня не спета! Впитала кое-что грудь моя, и — я свистну, как бич! Погоди, брошу газету, примусь за серьезное дело и напишу одну маленькую книгу… Я назову ее — «Отходная»: есть такая
молитва — ее
читают над умирающими. И это общество, проклятое проклятием внутреннего бессилия, перед тем, как издохнуть ему, примет мою книгу как мускус.
Встав с постели и умывшись, он становился перед образом и, под нашептывание Бузи,
читал длинные
молитвы.
Он
прочел «Боярина Оршу», а она ему заказывала новое чтение. Так
прочли «Хаджи Абрека», «
Молитву», «Сказку для детей» и, наконец, несколько глав из «Демона».
Пока люди седлают, а я ему умываться подаю, а он все велит себе воду с ледком на голову лить, а сам все ее ловит горстьми; глотает, и сам
молитву «Живый в помощи»
читает — молится, а вид у него совершенно потерянный.